Казалось, будто мы давно были знакомы с нашими гостями. Недаром на груди делегаток красовались красные звезды из наших шлемов и знаки за отличную стрельбу, а на наших гимнастерках рубиновым огнем переливались звездочки, полученные взамен от делегаток.

В конце вечера делегатки вышли на сцену, одна за другой полились песни на английском, французском, немецком языках. Потом встал весь зал, и на разных языках, под звуки оркестра, загремел мировой рабочий гимн.

Громче всех пели пятьдесят новых командиров.

Последние дни

Ровно год назад пришли мы в полк. День за днем все креп наш коллектив, теснее становилась наша красноармейская семья.

За этот год научились мы быть настоящими бойцами, командирами Красной армии. Много тяжелого было в этих прошедших днях. И морозы, когда сталь винтовки жгла руки, и тяжелые походы, когда изнывали мы от жары под тяжестью походной нагрузки и шагали десятки километров через леса и болота. Но больше было хорошего. Было сознание силы, крепкого, стального армейского коллектива, в котором мы все научились, как нужно уметь сражаться за нашу родную советскую страну.

Многому, очень многому научила нас армия. Научила всех. От надменного инженера Адзанова, который понял, что значит подчинять свою волю воле коллектива, до марийца — крестьянина Саликаева, ставшего развитым сознательным борцом, понимающим, за что он борется.

Последний раз перед уходом из полка четко отбивали мы дробь шагов на параде десятилетия великого Октября.

Вечером мы прощались с полком. Мы прощались с командирами, с начальником особой команды Михайловым, с политруком нашим Горовским, со строгим и внушительным Ильиченко.

Там, в полку, оставались еще товарищи наши, кончившие полковую школу и дослуживающие второй год младшими командирами. По-братски целовались мы с Симоновым, Цыганковым, Сасаровым, друзьями, с которыми вместе шагали по путям армейского года. А потом прощались друг с другом. Уезжали в совхозы для большой и сложной работы Гостинницев и Реголов; на работу в уезд уезжал Ваня Фуражкин. Опять на прокурорский пост отправлялся наш любимый Капернаут, милый и хороший, товарищ, с которым так сроднились мы за этот год. В Москве оставался я, Федька Чернов, Степа Кироков и многие другие.

Обменялись мы адресами, обещали писать. И крепко жали напоследок друг другу руки. Этот год сильно спаял нас, и потому грустно было разлетаться во все стороны.

Последнее напутственное слово сказал командир полка. В последний раз Ваня Фуражкин отвечал от нашего имени. Мы обещали не терять связи с полком, всегда помнить, что мы являемся и в запасе его бойцами, его воспитанниками.

Открылись широкие железные ворота. Еще раз мелькнуло лицо первого командира нашего, Утина… Он махал нам шлемом — такой же, как тогда, год назад, маленький, с огромном наганом у пояса.

Шумной гурьбой высыпали мы на улицу с сундучками. С этого момента перестали мы быть военными и становились вольными гражданами. Каждого из нас ждала своя привычная, большая и сложная работа. Каждый из нас, выходя в этот вечер из казарменных ворот, думал о таком большом-большом прожитом армейском годе. Каждый вспоминал о нем с теплым чувством… И то, что было в прошедших днях плохого и тяжелого, бледнело перед тем хорошим и нужным, чем были наполнены наши дни на путях прошедших армейских месяцев.

На Серпуховской площади мы последний раз пожали друг другу руки и разошлись.

Весь город был залит огнями. Толпы народа на улицах. Московский пролетариат справлял великий праздник десятой годовщины Октябрьской революции.